Неточные совпадения
Тут явились Дронов и Шемякин, оба выпивши, и, как всегда, прокричали новости: министр Кассо разгромил Московский университет, есть намерение изгнать из Петербургского
четыреста человек студентов, из Варшавского — полтораста.
Я спросил его, между прочим, как
четыреста человек европейцев мирно уживаются с шестьюдесятью тысячами народонаселения при резком различии их в вере, понятиях, цивилизации?
Всех европейцев здесь до
четырехсот человек, китайцев сорок, индийцев, малайцев и других азиатских племен до двадцати тысяч: это на всем острове.
Четыреста человек маршировали вокруг мачт, от юта до бака и обратно.
Все
четыреста человек экипажа столпились на палубе, раздались командные слова, многие матросы поползли вверх по вантам, как мухи облепили реи, и судно окрылилось парусами.
В самом деле, для непривычного
человека покажется жутко, когда вдруг
четыреста человек, по барабану, бегут к пушкам, так что не подвертывайся: сшибут с ног; раскрепляют их, отодвигают, заряжают, палят (примерно только, ударными трубками, то есть пистонами) и опять придвигают к борту.
Однажды, при них, заставили матрос маршировать: японцы сели на юте на пятках и с восторгом смотрели, как
четыреста человек стройно перекидывали в руках ружья, точно перья, потом шли, нога в ногу, под музыку, будто одна одушевленная масса.
При волнении они, то есть шлюпки, имели бы полный комплект гребцов, и места для других почти не было бы совсем, разве для каких-нибудь десяти
человек на шлюпку, а нас всех было более
четырехсот.
«Пошел все наверх!» — скомандует боцман, и
четыреста человек бросятся как угорелые, точно спасать кого-нибудь или сами спасаться от гибели, затопают по палубе, полезут на ванты: не знающий дела или нервозный
человек вздрогнет, подумает, что случилась какая-нибудь беда.
Когда у нас все
четыреста человек матросов в действии, наверху такого шуму нет.
Веселились по свистку, сказал я; да, там, где собрано в тесную кучу
четыреста человек, и самое веселье подчинено общему порядку. После обеда, по окончании работ, особенно в воскресенье, обыкновенно раздается команда...
Оно и нелегко: если, сбираясь куда-нибудь на богомолье, в Киев или из деревни в Москву, путешественник не оберется суматохи, по десяти раз кидается в объятия родных и друзей, закусывает, присаживается и т. п., то сделайте посылку, сколько понадобится времени, чтобы тронуться
четыремстам человек — в Японию.
Пищик. Давненько не был у вас… прекраснейшая… (Лопахину.) Ты здесь… рад тебя видеть… громаднейшего ума
человек… возьми… получи… (Подает Лопахину деньги.)
Четыреста рублей… За мной остается восемьсот сорок.
Пищик. Постой… Жарко… Событие необычайнейшее. Приехали ко мне англичане и нашли в земле какую-то белую глину… (Любови Андреевне.) И вам
четыреста… прекрасная, удивительная… (Подает деньги.) Остальные потом. (Пьет воду.) Сейчас один молодой
человек рассказывал в вагоне, будто какой-то… великий философ советует прыгать с крыш… «Прыгай!», говорит, и в этом вся задача. (Удивленно.) Вы подумайте! Воды!..
— Вот эти все здесь картины, — сказал он, — всё за рубль, да за два на аукционах куплены батюшкой покойным, он любил. Их один знающий
человек все здесь пересмотрел; дрянь, говорит, а вот эта — вот картина, над дверью, тоже за два целковых купленная, говорит, не дрянь. Еще родителю за нее один выискался, что триста пятьдесят рублей давал, а Савельев Иван Дмитрич, из купцов, охотник большой, так тот до
четырехсот доходил, а на прошлой неделе брату Семену Семенычу уж и пятьсот предложил. Я за собой оставил.
— Восклицание с вашей стороны благороднейшее, ибо
четыреста рублей — слишком немаловажное дело для бедного, живущего тяжким трудом
человека, с многочисленным семейством сирот…
— Вот место замечательное, — начал он, положив перед Лизою книжку, и, указывая костяным ножом на открытую страницу, заслонив ладонью рот, читал через Лизино плечо: «В каждой цивилизованной стране число
людей, занятых убыточными производствами или ничем не занятых, составляет, конечно, пропорцию более чем в двадцать процентов сравнительно с числом хлебопашцев».
Четыреста двадцать четвертая страница, — закончил он, закрывая книгу, которую Лиза тотчас же взяла у него и стала молча перелистывать.
На поляне вокруг голого, похожего на череп камня шумела толпа в триста —
четыреста…
человек — пусть — «
человек», мне трудно говорить иначе.
Все четыре роты,
четыреста человек, неторопливо выливаются на большой внутренний учебный плац и выстраиваются в двухвзводных колоннах: на правом фланге юнкера старшего курса с винтовками; на левом — первокурсники без оружия.
И тогда уже весь батальон,
четыреста человек, стали при каждой команде «стой» изо всех сил бить прикладами по сухой земле.
Этот день был исключением в Александровой слободе. Царь, готовясь ехать в Суздаль на богомолье, объявил заране, что будет обедать вместе с братией, и приказал звать к столу, кроме трехсот опричников, составлявших его всегдашнее общество, еще
четыреста, так что всех званых было семьсот
человек.
Но, однако же, с пятисот, даже с
четырехсот розог можно засечь
человека до смерти; а свыше пятисот почти наверно.
Надо было принять меры, чтобы выплатить
четыреста семьдесят рублей, которые он остался должен незнакомому
человеку.
Голицын, оставя в Сорочинской свои запасы под прикрытием
четырехсот человек при осьми пушках, через два дня пошел далее.
Наконец подпоручик Толстовалов с пятидесятью охотниками сделал вылазку, очистил ров и прогнал бунтовщиков, убив до
четырехсот человек и потеряв не более пятнадцати.
Пугачев потерял последние пушки,
четыреста человек убитыми и три тысячи пятьсот взятыми в плен.
Он предписал бригадиру барону Билову выступить из Оренбурга с
четырьмястами солдат пехоты и конницы и с шестью полевыми орудиями и идти к Яицкому городку, забирая по дороге
людей с форпостов и из крепостей.
В то же самое время бригадир Корф вступал в Оренбург с двумя тысячами
четырьмястами человек войска и с двадцатью орудиями. Пугачев напал и на него, но был отражен городскими казаками.
Хлопуша, пользуясь его отсутствием, вздумал овладеть Илецкою Защитой 6 (где добывается каменная соль) и в конце февраля, взяв с собой
четыреста человек, напал на оную.
И так, мало-помалу, Круциферский был сведен на одно жалованье: оно состояло, кажется, из
четырехсот рублей; у него было пять
человек детей; жизнь становилась тяжелее и тяжелее.
Вот как оборотистые-то
люди, маменька, живут на свете: за чужую корову
четыреста рубликов получит и не поморщится.
— Ваше высокородие! Довольно вам сказать: как перед истинным, так и перед вами-с! Наплюйте вы мне в лицо! В самые, тоись, глаза мне плюньте, ежели я хоть на волосок сфальшу! Сами посудить извольте: они мне теперича двести рублей посулили, а от вас я
четыреста в надежде получить! Не низкий ли же я против вас
человек буду, ежели я этих пархатых в лучшем виде вашему высокородию не предоставлю! Тоись, так их удивлю! так удивлю! Тоись… и боже ты мой!
Феодосия обманула наши ожидания. Когда мы пришли, там было около
четырёхсот человек, чаявших, как и мы, работы и тоже принуждённых удовлетвориться ролью зрителей постройки мола. Работали турки, греки, грузины, смоленцы, полтавцы. Всюду — и в городе, и вокруг него — бродили группами серые, удручённые фигуры «голодающих» и рыскали волчьей рысью азовские и таврические босяки.
Так протекала мирная жизнь
человека, который с
четырьмястами жалованья умел быть довольным своим жребием, и дотекла бы, может быть, до глубокой старости, если бы не было разных бедствий, рассыпанных на жизненной дороге не только титулярным, но даже тайным, действительным, надворным и всяким советникам, даже и тем, которые не дают никому советов, ни от кого не берут их сами.
— Вам нужно помириться с нами потому, что наше соседство вам очень выгодно! А выгодно оно потому, что у нас на заводе будет рабочих не менее полутораста
человек, со временем — более. Если сто из них после каждого недельного расчета выпьют у вас по стакану, значит, в месяц вы продадите на
четыреста стаканов больше, чем продаете теперь. Это я взял самое меньшее. Затем у вас харчевня. Вы, кажется, неглупый и бывалый
человек, сообразите-ка сами выгодность нашего соседства.
Николай Иванович. Даже если бы и считать, чего я никак не могу, что этот лес мой, то у нас девятьсот десятин леса, на десятине около пятисот деревьев, стало быть
четыреста пятьдесят тысяч (так, кажется?) деревьев. Они срубили десять, то есть одну сорокапятитысячную часть, — ну стоит ли, можно ли из-за этого оторвать
человека от семьи и посадить в острог?
— Чего бояться-то? Мы, напримерно, их на острову устигли, польшу эту самую.
Человек с
четыреста набралось конницы, а нас лазутчик провел… Ночь, дождь — ну, ни одного не осталось живого. В темноте-то где разбирать, убил или не убил… Меня по голове здорово палашом хлопнули, два месяца в больнице вылежал.
Сверх того, давали
четыреста рублей, — когда-то их сам-то накопишь! «Я ведь к чему беру в дом
человека? — кричал пьяный самодур.
— Ой, нет! Как же ж таки-так до бискупа? До бискупа дойдут своим чередом. Там уж у нас есть надежные
люди — на них и отправим. А там уж передадут… Я думаю так, что рублей
четыреста сам я пошлю, а об остальных попрошу пана Болеслава, либо Подвиляньский пусть поручит пану Яроцю, а то неловко одному переправлять такую большую сумму.
Ночью народ останавливал всякого, по малейшему подозрению, обыскивал и заставлял говорить: «Как ты говоришь-то, как выговор-от у тебя — русский ли?» До утра 1-го июня было взято девятнадцать
человек по подозрению в поджогах и более
четырехсот мелких воришек.
Начальник задал ему два-три вопроса строгим голосом, с унылым взглядом
человека, которому такая «пустяковина», как кража из пиджака
четырехсот рублей, нимало не занимательна.
Выедет князь Алексей Юрьич, как солнце пресветлое:
четыреста при нем псарей с борзыми, ста полтора с гончими, знакомцев да мелкопоместных
человек восемьдесят, а большие господа — те со своими охотами.
То и дело в бараки приходили телеграммы от военно-медицинского начальства: немедленно эвакуировать
четыреста человек, немедленно эвакуировать семьсот
человек.
По тем или другим мотивам активно участвовало в соревновании, вело массу вперед — ну,
человек четыреста-пятьсот. Это — на шесть тысяч рабочих завода. Были тут и настоящие энтузиасты разного типа, всею душою жившие в деле, как Гриша Камышов, Ведерников, Матюхина, Ногаева, Бася. Были смешные шовинисты-самохвалы, как Ромка, карьеристы-фразеры, как Оська Головастов. Были партийцы, шедшие только по долгу дисциплины. Прельщали многих обещанные премии, других — помещение в газетах портретов и восхвалений.
— Какой же это этап, сто двадцать
человек! Бывают этапы в триста,
четыреста арестантов, так что смен не хватает на посты к вагонам, и приходится солдатикам стоять бессменно всю дорогу на посту. Тяжелая наша служба! — вздохнул унтер-офицер.
Брандт почитает гарнизон свой по месту, обстоятельствам и духу неприятелей — они, кажется, сговорились забавляться на счет наш! (смеется) — не в меру усиленным, а заставу близ Розенгофа слишком ослабленною, почему и предлагает главному начальнику шведских войск вывести большую часть гарнизона, под предводительством своим, к упомянутой заставе, в Мариенбурге оставить до
четырехсот человек под начальством какого-то обрист-вахтмейстера Флориана Тило фон Тилав, которого, верно, для вида, в уважение его лет и старшинства, оставляют комендантом.
Везли камень
четыреста человек, на медных санях, катившихся на медных шарах.
По заведенному издревле обычаю, в Рим съезжаются на карнавал все эти маскарадные гости из всех концов Италии,
человек триста-четыреста. Все это большею частью
люди веселые и состоятельные, могущие доставить себе удовольствие съездить повеселиться в Рим, на карнавал.